11. Дуся и бомж
Жила-была себе заскорузлая деревянная табуретка по прозвищу Дуся Иванова, встретившая на своём изрядно извилистом пути бомжа и поэта Лёху Разова, который нашёл на окраине Энэнска брошенный «Мерседес», а точнее, то, что от него осталось, — шустрые людишки успели его распотрошить подчистую — один кузов остался…
И стал Лёха жить в этом пустотелом кузове, как Диоген в бочке… И деревянная Дуся пришлась ему вполне кстати — она служила ему и столом, и стулом, и домашним животным, и верным товарищем, которому посвящал он свои стихи и бездомные мысли…
Лёха всем своим бедным сердцем вник в Дусину судьбу, а также он подумал, что думать можно обо всём — о солнце, о земле, о небе, о Боге, о жизни, о нежизни, о таракане, о «Мерседесе», о динозавре, о телевизоре, о тепле, о холоде, о хлебе, о человеке, о нечеловеке и в том числе о табуретке… Почему бы, подумал он, не подумать мне об этой вот самой табуретке. И он подумал. И написал стихи.
На перепутье трёх дорог
стояла табуретка,
она стояла просто так,
без мысли и надежды.
Она состругана была
из дуба или кедра,
она спала и не спала —
дремала в мира недрах.
Нет, не дремала — ничего
она не ощущала,
ведь нету сердца у неё
и даже мозга нету,
нет носа, глаз и живота,
хвоста и гениталий,
да только ноженьки её
стоять не перестали.
Повсюду в кузове тренькала пустая стеклотара, за счёт которой, сдавая её, Лёха Разов жил и жевал чего-нибудь помаленьку…
Глядя на деревянную Дусю, Лёха думал, что из дерева можно сделать тёплый, уютный домик, детскую колыбель, детскую лошадку, можно сделать удобный шкаф, стол, стул, топорище и кладбищенский крест, а можно состругать и такой крест, на котором жестоко распнут человека и пророка…
Я в гостях у Табуретки:
нет простее госпожи,
обладательницы редкой,
положительной души.
Положился я по жизни
на её уменье жить,
и она без укоризны
мне готова услужить.
Но Бог табуретки — не дерево: дерево — прародитель, а бог триедин — Солнце, Земля и витающий меж ними древесности Дух вездесущий.
Здравствуй браво, табу-
ретка дорогая,
ты стояла дабы
смуту отвергая,
отвергая услу-
женье мягких кресел,
направляя в русло
пролетарских песен,
воспевая твердо-
каменные попы
бомжа или смерда,
Канта и Эзопа.
Люди стонут: ах, что же Бог-то нам не поможет?.. А что Он может, Бог? Бог, Он ведь, как и табуретка, невиден собою, и помощь Его не видна, а точнее, видна не сразу, не всегда и не всякому…
Табуретки чистый облик
гармоничен и глубок:
безобиден, словно облак,
безобыден, словно Бог.
Просто быть на этом свете,
остальное — трын-трава!
Ей всего милее эти
табуретные права.
Между тем наступала зима, но российские бомжи её уже больше не боялись: люди-человеки так загрязнили атмосферу земли, что климат планеты в последнее время сильно потеплел…