4. Дуся в шкуре автомобильного кресла
Жила-была себе заскорузлая деревянная табуретка по прозвищу Дуся Иванова, которая не успела и глазом (несуществующим) моргнуть, как оказалась в роли штурманского кресла в запорожском коньке-горбунке цвета измученной морской волны: эту новую роль предложил ей лысый поручик по кличке Лысый; пилотом же оказался героический капитан Верёвкин, который так и не смог поместиться ни в одной из брошенных в него кличек, а на заднем сиденье уютно разместились шухарные прапорщики, отзывающиеся на прозвища Сазан и Сипатый.
Лысый был почти невесом — это радовало, но суетлив и егозлив — это удручало, но не очень. В общем и целом, Дусе было грех жаловаться на новую свою ипостась и нового седока, ведь он спас её от неминуемой гибели.
Дорога Энэнск-Зарайск. В окошко горбунка врывается дух оттаявшей и даже чуть уже распаренной земли, прошлогодней прелой травы, влажной и нежной древесной коры, разомлевшего асфальта и рассупоненного неба: ах, Лысый вдыхает его просветлённо, весна-а-а-а…
Дуся тоже почуяла сей обнадёживающий дух. У неё даже побочный сучок зачесался, а ведь она о нём давно забыла: когда-то в далёком детстве он её часто беспокоил, тревожил, звал куда-то в лесные, зелёные дали…
А горбунок бежит себе по дороге, вздрагивает легонько на колдобинках…
— Вот доедем до Астапова, — говорит Верёвкин, — а потом ещё километров пять, там будет подходящее место, крутой поворот, глухомань…
Но куда это они, спрашивается, ехали, какое-такое подходящее место искали и зачем?..
Скоро Дуся поняла, что сии вояки направлялись на своё очередное дело, — преступное дело.
А что, скажите, делать? Денежное довольствие не дают; к своему армейскому начальству было подступили: у нас, дескать, жёны, дети малые, чем их кормить? как жить?.. А начальство им: выкручивайтесь, как хотите; руки-ноги есть — авось, не сдохнете…
Что же делать? куда податься?.. Ездили на рыбалку, ездили… Надоело (всем, но только не Сазану, заядлому рыбаку) — одной рыбалкой сыт не будешь…
И тогда капитан Верёвкин со своими школьными и армейскими дружками стал разъезжать по окрестным дорогам Энэнска и грабить проезжающий по ним транспорт.
Скоро их банда стала знаменитой и одно упоминание о ней наводило ужас на автомобилистов, которым тоже впору было теперь жаловаться на суровую судьбу-индейку, но кому?.. Правда, ходили слухи, что спецы по усмирению организованной преступности как будто уже напали на след хитроумной банды…
Стоит один раз попробовать — ах, как это, оказывается, нетрудно, — и потом уже тянет продолжать, искушает дьявол неуёмный, что свербит у каждого внутри: давай, ещё одного гробанём, а потом ещё, ещё, ещё… И закрутило-завертело военизированную банду капитана Верёвкина в круговороте лихих грабежей…
А как делали?.. Горбунка маскировали в лесополосе или где-нибудь в сторонке… Перекрывали дорогу могучими армейскими телами… четыре суровые рожи… военная форма… натянутые на глаза фуражки… полосатый ментовский жезл…
Вот из-за поворота показывается машина… взмах жезлом — стоп! Машина тормозит… Так… Капитан Верёвкин отдаёт водителю честь, всё чин-чином, представляется: «Капитан Копейкин. Проверка документов«… Водитель протягивает документы… А Лысый, Сазан и Сипатый уже тут-как-тут, хватают водителя за руку, заламывают её… А дальше уже дело техники: связывают водителя, обшаривают его и машину, берут, что им нужно, прыгают в свой реактивный горбунок и — поминай, как звали!..
Да, так их закрутило в коловерти разудалых грабежей и разбоев, что и бдительность свою совсем почти подрастеряли, и нарвались однажды на главаря энэнской мафии борова огромного Сильвестра, что накатил свою бочку на капитана Верёвкина прямо из салона своего роскошного «Мерседеса»:
— А ты уже становишься знаменитостью… Плати свою долю, капитан…
Ничего не поделаешь, пришлось платить, и немало…
Думала ли Дуся тогда, что ей ещё предстоит, и не как-нибудь, а вплотную, нос к носу, лоб ко лбу, встретиться с этим грозным щетинистым Сильвестром и его, уже не столь блистательным, «Мерседесом»?..
Незаметно для самих себя они уже, конечно, стали настоящими матёрыми рецидивистами, но, с другой стороны, что им было делать — в Бога они не верили, с детства воспитывали их в атеизме, в неверии и грехе, поэтому куда им деваться? — молиться они не умеют, просить не умеют, хлеб, картошку-моркошку растить не умеют, — да что они умеют, кроме как маршировать, красоваться в своей военной форме, приказывать да руки чужие заламывать, кроме как стрелять да убивать?! Ничего… Потому и пожалеть их, грешных, беспомощных, надо. Некуда им деваться, таким… Вот и пошли они грабить на большую дорогу. Дуся это понимала — ведь и ей деваться было некуда, и она была беспомощной деревяшкой, не способной грести супротив течения всевластной судьбы.
Однако это не могло продолжаться вечно: шустрые оперативники уже несколько раз выходили на след неуловимого горбунка цвета измученной морской волны и даже бросались за ним в погоню, но всякий раз каким-то чудесным образом горбунку удавалось от неё ускользать…
И вот, когда однажды они уходили от очередной погони и их вот-вот должны были догнать, ошалевший горбунок начал вдруг медленно… взлетать, делая это поначалу очень неуверенно, то есть так, что в пылу погони подельники этого тогда даже и не заметили, потому что горбунок, будто испугавшись самого себя, быстро вернулся в тот раз на привычный асфальт дороги…
Но через несколько дней ситуация повторилась, и горбунок, слегка оторвавшись от дороги, пораскинул мозгами внутреннего сгорания и понял, что всё-таки может, может взмыть в небеса как вольготная птица, — и он сделал это! Он поднимался всё выше и выше, выше и выше…
Втиснув головы в плечи, ошарашенные подельники озирались по сторонам и не верили своим глазам… Но тут Сипатый подпрыгнул и засвиристел соколом-сапсаном:
—Мужики! Мы лети-и-им!..
Но и при таких чудесных способностях маленького горбунка, которые снова помогли им уйти от погони, разбойничать дальше было уже слишком опасно — милиция обложила все окрестные дороги вдоль и поперёк, в воздухе барражировала эскадрилья боевых вертолётов…
Поэтому, посовещавшись, товарищи дружно решили завязать с преступной деятельностью, и, чтобы окончательно замести следы, капитан Верёвкин спешно и чуть ли не за бесценок продаёт своего любимого, своего всепогодного и всепроходного, своего горбатого и верного друга одному из полковых сослуживцев.
Сделка состоялась на глухом пустыре за жёлтым зданием санчасти. Куда при этом исчезла заскорузлая деревянная табуретка, конечно же, никому не ведомо — ни сном, ни духом…
